Несмотря на такую явную угрозу своей безопасности и свободы, я не передумал ехать в Москву. За два дня до этого события Ирина уезжала за город на несколько дней на дачу к своей маме. Перед этим я оставил в ее доме копию рукописи и проинструктировал – что с ней делать, если меня задержат.
2 сентября 1981 года я сел в купейный вагон поезда «Красная стрела». В купе уже расположилась молодая пара и перед самым отходом поезда вваливается запыхавшийся пассажир и торжественно объявляет, что у него родилась дочка и это надо отметить. Он достает бутылку армянского коньяка, сок и приличную закуску. «Командировку отменить, к сожалению, нельзя, – поясняет он, – мы по чуть-чуть за здоровье новорожденной». Только после своего ареста я понял, что все это была инсценировка, и все трое моих попутчиков являлись кадровыми сотрудниками КГБ, а коньяк был «заряжен» снотворным. Утром я проснулся, когда поезд уже стоял у перрона вокзала. Первая мысль была – что происходит и почему я так проспал? Рядом стоял «папаша», который вчера угощал всех коньяком и тормошил меня: «Вставай, мы давно приехали…». Я лежал на верхней полке и такое внимание постороннего меня стало раздражать, но «папаша» настойчиво предлагал мне чай: «Вот сделай пару глотков, полегчает…». Чтобы он поскорее отвязался, я сделал несколько глотков из чашки, заботливо поданной попутчиком, и это была моя вторая большая ошибка. В этот чай сотрудник КГБ заранее всыпал рвотное, которое реагировало на любое применение пищи. «Спасибо… Дайте мне собраться, – я уже начал нервничать. «Хорошо, хорошо… Ухожу. Счастливого пребывания в Москве», – попутчик вышел из купе и прикрыл дверь. Я быстро собрался, но туалет в вагоне уже закрыли и мне ничего не оставалось, как покинуть вагон не умывшись.
Выйдя на перрон, я почувствовал, что со мной что-то неладное. Голова слегка кружилась и не могла трезво анализировать происходящее, это не было обычное похмелье. «Ладно, – подумал я, – надо зайти куда-нибудь, где можно выпить хотя бы чашку кофе, зайти в туалет и умыться». Зная, что тут на вокзале ничего толком нет, я пошел в гостиницу «Ленинградская», которая находилась в пяти минутах ходьбы от вокзала и там точно можно было спокойно выпить кофе и зайти в приличный туалет, так как гостиница относилась к категории «Интуриста». Я совсем не замечал, что за мной следом шли двое в штатском. Внешне я выглядел респектабельно – в кожаном пиджаке, джинсах и с импортной сумкой на плече. Зайти в гостиницу «Интурист» утром не составляло труда – швейцар открыл мне дверь и ничего не спросил. Я уже ранее бывал здесь и знал расположение всех сервисов – на первом этаже работало кафе, где продавался хороший кофе и разные бутерброды. Только я сделал первый глоток кофе, как почувствовал, что из желудка все рвется наружу. Я едва успел подскочить к рукомойнику, как меня вырвало. После такой встряски я уже плохо соображал и чувствовал слабость. «Что это?.. И от чего?», – я сел в кресло, стоящее рядом у входа в кафе, чтобы решить – что делать дальше. Долго думать, однако, мне не дали. Рядом со мной выросли словно из-под земли двое в штатском, которые шли за мной от вокзала. «Гражданин, вы нарушаете общественный порядок», – вежливо сказал один из них. Я посмотрел на них невидящим взором, и чтобы они отвязались, ответил на английском: «Что вы хотите? Я не понимаю». «Вы – иностранец?» – удивился человек в штатском. Его напарник одернул его и прошептал на ухо: «Брось… Он валяет дурака, никакой он не иностранец…». Видя, что притворяться иностранцем бесполезно, я ответил уже на русском: «Что я нарушил и кто вы такие?». «Мы дружинники, которые следят за порядком в этой гостинице», – пояснил второй в штатском и показал удостоверение. «Хорошо, что вам от меня надо?» – я все еще слабо соображал, как следствие воздействия каких-то реагентов, и ни о каком побеге не могло быть и речи. «Мы должны проехать в отделение милиции для выяснения вашей личности, – пояснил фальшивый дружинник, – пройдемте с нами». Я не стал спорить и только теперь до меня дошло, что весь этот спектакль в вагоне с новорожденной, опоздание с подъемом в поезде (обычно всех будят проводники перед Москвой, а не случайные пассажиры), рвота и дружинники — это звенья одной цепи и теперь я не скоро вернусь домой. Я встал с кресла и вышел из отеля вместе с «дружинниками».
Возле отеля «дружинники» начали ломать комедию – якобы искать машину для того, чтобы доставить меня в отделение милиции. Вскоре мы сели в черную Волгу, причем меня посадили на заднее сиденье между «дружинниками». Почему-то путь наш лежал к Киевскому вокзалу, а не в ближайшее отделение милиции, и ехали мы добрые минут двадцать. В отделении милиции мне предложили показать содержимое сумки. «Не совсем понимаю, – ответил я милиционерам, – какое отношение имеет содержимое моей сумки к моему, как вы говорите, нарушению общественного порядка, хотя я его не нарушал». «Это такой порядок», – ответили мне. «Странный порядок, тогда сами и досматривайте», – я поставил сумку на стол и сел. Милиционеры открыли сумку и их сразу заинтересовал запечатанный пакет, на котором была надпись адресата: «В ЦК КПСС, Старая пл., Москва». «Что там?» – поинтересовался капитан. «Не знаю, – ответил я, желая еще немного повалять дурака, – это мне дал один человек в Ленинграде». «Вы можете открыть пакет?» – спросил капитан. «Зачем?» – мне становилось это уже забавно. «Чтобы увидеть – что там, – объяснил капитан, – может быть порнография». «В ЦК КПСС интересуются порнографией», – я не преминул их поддеть. «В ЦК КПСС не интересуются порнографией, – кисло поморщился капитан, – но ее могут им подсунуть». «С какой же целью? – усмехнулся я. – Скомпрометировать ЦК КПСС? По-моему, вы напрасно время теряете. Если вас интересует этот пакет, то никто вам не мешает его открыть». «Открывай», – кивнул капитану майор, наблюдавший за этой сценой. Когда они открыли пакет, то обнаружили там рукопись. Полистав несколько страниц и бегло причитав несколько строк, они переглянулись и вынесли свой вердикт: «Это не по нашей части. Мы свяжемся с КГБ, а вы пока отдохните». Ждать сотрудников КГБ, однако, не пришлось слишком долго. Скорее всего они сидели в другой комнате отделения милиции и выжидали паузу.
Войдя в комнату, сотрудники КГБ представились по званиям и фамилиям. Один из них с лицом похожим на поросенка, принялся читать рукопись, иногда сокрушенно покачивая головой. Минут через 15 он сделал свой вывод: «Это очень опасная клевета на компартию нашей страны. Мы должны связаться с нашими коллегами». Прошло какое-то время и в комнату вошло еще два человека. «Наши ленинградские коллеги решили, что мы должны доставить вас обратно в Ленинград, где они разберутся с вашим пакетом. Мы все устроим, не беспокойтесь», – сказал сотрудник КГБ. «Мне беспокоиться нечего, – ответил я, – это вы должны беспокоиться и объяснить мне – на каком основании меня арестовывают?». «Мы вас не арестовываем, а задерживаем до выяснения обстоятельств вашей поездки в Москву и принадлежности этого пакета», – ответил сотрудник. «Вам незачем было разыгрывать эту комедию, а надо было сразу сказать, что вы охотились за этим пакетом», – резюмировал я. «Это не вам решать», – коротко ответил чекист. Организация моего перемещения обратно из Москвы в Ленинград не заняла много времени. Меня пригласили на выход, где ждало две черные Волги и семь сотрудников КГБ. «Да, они с ума сошли, – подумал я, – столько дармоедов на меня одного!». Меня усадили в первую Волгу на заднее сиденье между двумя чекистами. Вторая Волга еще с 4-мя чекистами следовала за нами. Когда мы поехали, мне стало слегка не по себе. «Куда они гонят?» – подумал я. Мы мчались по городу с сиреной и со скоростью не менее 100 км в час, словно на пожар. Однажды, наша Волга чуть не врезалась в грузовичок, который пошел перед ними на обгон, но водитель рявкнул в мегафон, установленный под капотом: «Куда, дурак, прешь?!» – и грузовичок испуганно шарахнулся в сторону. Довезли меня все-таки, как ценный груз, невредимым и целым.
В аэропорту машина со мной подъехала прямо к трапу самолета ТУ-154, стоявшего на летном поле, что делается в крайне исключительных случаях. Здесь все диктовало руководство КГБ. Мы вышли из Волги и начали подниматься по трапу. И тут случился смешной казус. Из самолета показался капитан корабля и протянул мне руку. Я пожал ее с недоумением и в тот же момент меня обошел чекист и, взяв капитана за локоть, что-то быстро зашептал командиру на ухо. Тот растерянно пожал плечами и вернулся в самолет. «Что это с ним?» – поинтересовался я у сопровождавшего меня чекиста. «Этим рейсом должна была лететь очень важная персона из МИДа, он решил, что это вы…» – пояснил чекист. «Тогда получается, что я – еще более важная персона, если лечу вместо дипломата?» – с удовольствием я съехидничал. Чекист лишь кисло улыбнулся и ничего не ответил. Мы сели на первом ряду – я уселся у иллюминатора, а весь ряд заняли три чекиста сопровождения. Чуть позже в самолет привезли пассажиров и на второй ряд – сзади нас сели туристы из Польши. Это заставило нервничать группу сопровождения. Чекисты явно опасались, что я начну с ними общение и будет невозможно заткнуть мне рот. Обошлось. В Ленинграде у трапа самолета также ждала черная Волга. Мы вышли первыми и едва я сделал первый шаг на трап, как мне в руку вцепился встречающий чекист. Я посмотрел на него таким уничтожающе ехидным взглядом, что он сразу отпустил мою руку.
Опять гонка с сиреной, но уже по ленинградским улицам, и вот мы подъехали к боковому подъезду Главного управления КГБ Ленинграда и Ленинградской области на Литейном. Зайдя внутрь и оказавшись в комнате, похожей на приемную, я отметил весьма важную деталь – на окнах уже были решетки. Меня пригласили пройти в какой-то кабинет, где на стенах висели портреты Ленина и Дзержинского и карта Ленинграда. «Здесь еще глобуса не хватает», – мелькнула у меня мысль. «Присаживайтесь, – пригласил меня чекист в штатском и представился, – майор Степанов». Я сел у письменного стола и приготовился слушать. «Мы ознакомились с содержанием пакета, который обнаружили наши коллеги в Москве, – начал майор, – и вы утверждаете, что это не ваш пакет…». «Именно так», – кивнул я. «Хорошо, – продолжил майор, – должен вас предупредить, что чистосердечное признание облегчит ваше наказание. Оно может ограничиться условным сроком или предупреждением». «Ага, – подумал я, – они меня уже сроком запугивают». Выждав паузу, я спокойно констатировал: «Мне не в чем признаваться. Никаких преступлений я не совершал. Это ваша задача доказать то, чего не было». Майор удивленно откинулся на спинку кресла. В это момент в кабинет почти влетел солидный мужчина в синем костюме и галстуке. Майор вскочил и заметил: «Когда входит начальник, у нас принято вставать». Я продолжал сидеть и невозмутимо парировал: «Это ваш начальник, а не мой». Вошедший только махнул рукой и посмотрел на майора. Тот представил вошедшего: «Это начальник следственного отдела Управления КГБ по Ленинграду и области – полковник Третьяков». Я не нашел ничего сказать, кроме: «И что?». Полковник внимательно посмотрел на меня и выдал тираду: «Вы что себе позволяете? Думаете, что можете делать что угодно? Пишите и немедленно чистосердечное признание о своей подрывной деятельности». Я с удивлением посмотрел на него и с сарказмом заявил: «Вы забыли еще кое-что сказать». Полковник нахмурился: «Что я забыл сказать?». «Вы забыли сказать, – с иронией поддел я его, – молодой человек – перед вами же стена! Помните, что заявил Владимиру Ильичу Ульянову следователь охранки? А Ульянов ответил, что стена, да гнилая, ткни ее, она и развалится…». У полковника даже челюсть отвисла от такого наглости, он гневно махнул рукой: «С этим молодым человеком все ясно». И выскочил из кабинета. Майор не мог еще долго прийти в себя и вскоре наш разговор закончился. В итоге чекист уведомил меня: «Пока мы задерживаем вас на трое суток, потом получим постановление прокуратуры на арест и начнем следствие». «Вам виднее», – мне становилось это безразлично. «Сейчас вас проведут в следственный изолятор, а завтра мы снова побеседуем, – завершил беседу майор, – в камере вас накормят». «Спасибо, обойдусь», – буркнул я.
